В.В. Каплюков

В научных исследованиях советского периода отечественной историографии воспоминаниям участников революционного движения отводилась, как правило, вспомогательная роль. При внешней активности работы по публикации свидетельств непосредственных участников революционных событий их воспоминания выступали в научных трудах исключительно в качестве иллюстраций положений и выводов, заданных жестким политико-идеологическим заказом коммунистической власти.

Современный отказ от пропагандистских клише, переоценка судьбоносных для России событий 1917 года обеспечивают новые возможности для непредвзятого изучения этого ценного источника и существенного обогащения существующих представлений о развертывании революционного движения, шансах противоборствовавших сторон, системе социально-политических представлений и общекультурном облике его участников.

В этом плане представляется небезынтересным проведение анализа стенограмм вечеров воспоминаний активных участников революции и Гражданской войны на Урале, практиковавшихся Истпартом в 20-е – 30-е годы прошлого столетия.

Первая из этих стенограмм, находящихся на хранении в ЦДООСО, датирована 28 октября 1929 года, когда в свердловском Клубе пищевиков собрались несколько участников Октября. При открытии встречи представитель Истпарта Моисеев нацелил собравшихся на уточнение роли и места Урала как запасного – по Ленину – плацдарма большевистской революции на случай ее поражения в центре и анализ допущенных революционерами ошибок, осложнивших установление Советской власти на местах.

Уже первое выступление Анишева (Аникиева) заставляет усомниться в принятой в советской историографии картине нараставшей от Февраля к Октябрю большевизации Советов и организованного взятия власти. Значительную часть рассказа составило повествование о разложении непосредственно перед переворотом пермских и кунгурских запасных воинских команд, «пьяных» бунтах и погромах, «расшатанности» и «разболтанности» рабочих масс. Небезынтересными представляются также замечание о весьма скромном образовательном потенциале пермских большевиков, выразившееся в формуле «…революционного пыла хоть отбавляй, но знаний не ахти сколько», и ссылки на оценки этого потенциала со стороны умеренных социалистов, выражавших сомнения в способности большевиков управлять страной в отсутствие хоть «одного культурного человека». Обращает на себя внимание и выступление П.П. Бажова, встретившего революцию в крестьянском Камышловском уезде Пермской губернии и не видевшего оснований для превосходных оценок революционности населения.

Сдержанно оценивалась степень революционности рабочих Гороблагодатского округа, «подбиравшихся как на казенные заводы» (и принадлежавших потому к привилегированным слоям уральского пролетариата), в выступлении Нарановича. В условиях почти полной анархии власть в Кушве перешла в руки большевиков лишь при поддержке вооруженного отряда из Екатеринбурга во главе с Толмачевым, Белобородовым и Сапаровым.

Наиболее пространным стало выступление В.Н. Андронникова, избиравшегося в 1917 г. председателем исполкома Екатеринбургского окружного Совета. В его воспоминаниях особенно примечательными представляются, по крайней мере, два момента.

Во-первых, В.Н. Андронников весьма критически оценивал колебания большевистского руководства Екатеринбургского Совета по вопросу о переходе власти в ситуации, когда «власть висела в воздухе», а наши товарищи, «главным образом, занимались заседаниями», что позволяет уточнить непростую ситуацию с переходом власти в Екатеринбурге в руки большевиков в октябре – ноябре 1917 года.

Во-вторых, обращает на себя внимание весьма доброжелательный тон воспоминаний В.Н. Андронникова о совместной работе большевиков с умеренными социалистами, в том числе с эсерами Павловским, бывшим одно время председателем Екатеринбургского Совета, и Медведевым, ведавшим финансами Екатеринбургского окружного Совета и оказавшимся, между прочим, «хорошим парнем».

Следующий вечер воспоминаний под председательством того же Моисеева состоялся 19 ноября 1933 года. В выступлении Б.В. Дидковского, встретившего Октябрь в Верхотурском уезде, с сожалением констатировалось, что «целостной подготовки (К взятию власти. – В.К.) не было», «Надеждинск не играл никакой руководящей роли» и «вообще с парторганизацией … по всему уезду было очень слабо» [2. ЛЛ. 56 – 57]. Весьма специфическими представляются методы, использованные верхотурскими большевиками для привлечения на свою сторону солдат местного гарнизона и состоявшие в «не совсем честном» обещании о предоставлении последним трехмесячных отпусков с сохранением содержания и ежедневной выдаче военнослужащим порций «белой головки» с винного склада. Вызывает восторг авторская оценка этих действий как «незаконных», но «полезных»!

В ходе дискуссии, развернувшейся вокруг реплики Б.В. Дидковского о колебаниях большевистских лидеров Екатеринбурга по вопросу о власти в отсутствие «нормальных руководящих указаний», Е.Б. Вайнер припомнила, что Л.С. Сосновским по возвращении его с VI съезда РСДРП(б) было высказано мнение, что «старик (Выделено нами. – В.К.) сошел с ума, решив начать подготовку к вооруженному восстанию». По оценке Е.Б. Вайнер, факт послеоктябрьской временной коалиции большевиков с другими социалистами в Екатеринбурге был обусловлен именно колебаниями Л.С. Сосновского и Н.Н. Крестинского, подпавших под влияние «очень толкового человека» эсера Хотимского.

С сегодняшних позиций по-новому воспринимаются откровения участников вечеров воспоминаний о ходе установления советской власти на местах. Впечатляет рассказ большевика Шпагина о «подавлении восстания» в одном из сел близ Перми в декабре 1917 года, в ходе которого без суда были расстреляны трое «кулацких инициаторов». «Когда расстреляли, я не представляю, какое было радостное настроение, – простодушно делился впечатлениями Шпагин, – нас закормили оладьями и шаньгами» [2. Л. 19]. Столь же безыскусно Б.В. Дидковский поведал о «недоразумении» во время взятия власти в Верхотурье, когда арестованный городской голова кадет Ардашев был застрелен «при попытке к бегству». «Это было очень хорошо, – вспоминал Дидковский, – потому что у нас сразу стало тихо и никто больше не вмешивался в действия советской власти». Занятно, что практически все участники вечера именовали взятие власти большевиками в центре не иначе как «переворотом».

Наиболее подробные воспоминания прозвучали из уст Я.М. Юровского. При том, что основное содержание его выступления составили суждения и оценки, развитые позже в коммунистической историографической традиции, самостоятельную ценность для дальнейших исследований представляют, на наш взгляд, его свидетельства о предотвращении в первые послеоктябрьские дни в Екатеринбурге винного бунта, о судьбе родственников Ленина Ардашевых, об эвакуации из Екатеринбурга перед приходом белых войск имевшихся запасов драгоценных металлов и партийных – большевистских и эсеровских – архивов.

Заслуживают, по нашей оценке, внимания воспоминания Я. Юровского о работе в начале 1918 г. в Екатеринбургской ЧК, активно участвовавшей в национализации банков и изъятии на нужды новой власти драгоценностей, находившихся в частных руках. Юровский, в частности, упомянул, что вблизи железнодорожного вокзала были обнаружены «замурованными в стене» около 10 пудов золота; несколько фунтов золота было «отобрано» у одного из местных ювелиров; крупным конфискациям золота, серебра, бриллиантов и жемчуга подверглось семейство Агафуровых. По свидетельству Юровского, эти ценности были переданы комиссару снабжения П. Войкову.

Своеобразным продолжением встречи 1933 года стал вечер воспоминаний о дооктябрьском периоде, прошедший в Клубе большевиков 7 мая 1936 года. Е.Б. Вайнер в более осторожных выражениях, чем ранее, вновь упомянула об «опасениях» Л.С. Сосновского относительно «невыполнимости» ленинского курса на вооруженное восстание и «большого раздумья» при его восприятии большевиками на местах.

Важные свидетельства относительно июньских 1917 года событий в Перми и Мотовилихе, в том числе избиения демонстрантов 25 июня пьяными солдатами, содержатся в воспоминаниях Пушкарева. О первых шагах уральского комсомола поведал А.Н. Жилинский. Ряд ораторов подробно поведал о предельно упрощенном порядке записи в большевистскую партию в предоктябрьский период новых членов.

И, наконец, нельзя обойти вниманием несколько «глухих» упоминаний о судьбе большевистского и эсеровского партийных архивов, попытка вывоза которых из Екатеринбурга была предпринята перед оставлением города в июле 1918 года. С этими упоминаниями Я. Юровского, Ермакова и Е.Б. Вайнер вполне согласуется высказанное лет тридцать назад профессором Н.Н. Поповым предположение, что часть архива Уралобкома РКП(б) была перед приходом белочехов в Екатеринбург летом 1918 года спрятана во дворе одного из зданий по нынешней улице Чапаева в Екатеринбурге. Так или иначе, поиски в этом направлении не лишены, по нашему мнению, некоторой перспективы.

Таким образом, даже беглый анализ названных стенограмм позволяет предположить, что источниковедческий потенциал воспоминаний о революционных событиях 1917 года далеко не исчерпан, и этот ценный источник по истории Октября на Урале нуждается в дополнительном изучении.